Спальни имеют окна [= У спален есть окна; Окно в спальню ] - Эрл Стенли Гарднер

— Роберт Элджин?

— Да.

— Он ждет вас?

— Да.

— Назовите ваше имя, пожалуйста.

— Лэм.

Клерк повернулся к коммутатору, вставил штекер в гнездорозетки, подождал, пока загорится свет, и сказал:

— К вам какой-то мистер Лэм. Он говорит, что вы его ждете…Спасибо.

Он вытащил штекер, снял наушники и сказал:

— Можете подняться, квартира 825.

Лифтер поднял меня наверх, остановил лифт и показал мнеквартиру Элджина.

Дом, как я и предполагал, был шикарным только снаружи.Внутри же он был нарезан на маленькие квартирки.

Боб Элджин стоял на пороге, на нем был халат, пижама ивыражение крайней усталости на лице. Мне кажется, в жизни своей я не виделчеловека, который выглядел бы таким уставшим, это было не утомление, а именноусталость, абсолютная усталость от себя, от жизни, от работы, от окружения.

К нижней губе его прилипла сигарета, и было такоевпечатление, что мышцы рта не в состоянии ее удержать, — она свободно свисала,еще больше подчеркивая усталость его черт.

— Вы Лэм? — спросил он.

— Да.

Я протянул ему руку. Он вяло пожал ее.

— Партнер Берты Кул?

— Да.

— Входите.

Я вошел. Квартира состояла из двух комнат. В гостиной стоялидиван, два кресла и стол, на полу лежал сильно потертый ковер, на окнах —ветхие тюлевые занавеси и на стенах — несколько картин. В приоткрытую дверьвидна была спальня, а из нее — дверь в ванную.

В углу гостиной стояли маленький столик, холодильник ималенькая электроплитка. Над ними на стене — несколько полок.

В раковине было несколько грязных тарелок. На столе стоялидва стакана. На дне стаканов было примерно по полдюйма воды — очевидно, за ночьрастаяли кубики льда. Пепельницы были переполнены окурками, и, несмотря наоткрытое окно, в комнате стоял стойкий запах табака и спиртного. На столе лежалномер «Вэрайэти» и еще один — на диване. На диване же стопкой лежали воскресныегазеты. По-видимому, Элджин собрался их прочитать сразу же после разговора сБертой Кул, но потом почему-то раздумал.

Он был выбрит и причесан. Черные блестящие волосы зачесаныназад.

— Садитесь, — сказал он. — Чувствуйте себя как дома. У меняздесь беспорядок. Вчера вечером я немного выпил.

Я кивнул и сел.

Ему было на вид лет пятьдесят. Впалые щеки, широкие скулы,широко расставленные черные глаза. У него была привычка вскидывать голову исмотреть на собеседника из-под полуприкрытых век. Это придавало ему особоевыражение безразличия.

— Вы, наверное, работаете допоздна, — сказал я.

— Я возвращаюсь домой под утро. — В голосе его былабезнадежная усталость.

— Я слышал, вы разыгрываете целые спектакли в «Кабаните», —сказал я.

На лице его появилась гримаса отвращения. Он глубокозатянулся, пустил две струйки дыма через ноздри и сказал:

— Обыкновенная работа.

— Помещение принадлежит вам?

— Нет. Я его арендую.

— У вас здесь стабильная работа?

— У меня здесь стабильный бизнес. А что, хотите купить этотпритон?

— Нет. Мне просто интересно, как он работает.

— Мы видим одни и те же лица, — сказал Элджин, — в такомместе, как это, приходится много работать, чтобы создать ему популярность. Уменя, например, есть такой номер: я рассказываю двусмысленный анекдот… Говорюочень быстро, не жду, пока публика поймет и начнет смеяться. Закончив, я самначинаю хихикать. Потом делаю паузу и с удивлением смотрю на молчащую публику…Зал ложится…

— Особенно женщины? — спросил я.

— …ну просто покатывается со смеху…

— Но первой всегда смеется женщина?

— Да, — согласился он, — женщины очень падки на все этидвусмысленности, скороговорки. Обычно какая-нибудь вдовица, которая давно ужезнает ответы на все вопросы, вдруг начинает хихикать как ненормальная.

Я останавливаюсь и смотрю на нее с удивлением… За это времяи до остальных доходит, и они начинают хохотать.

А если анекдот совсем непристойный, то всегда найдетсякакой-нибудь шумный малый, который загогочет первым. Я не обращаю на негоникакого внимания, продолжаю рассказывать как ни в чем не бывало иостанавливаюсь только тогда, когда начинается общий хохот…

Нужно только правильно рассчитать время. В этом-то и состоитвся работа. Главное — не делать длинных пауз, чтобы публика не моглаопомниться. Длинная пауза может вызвать шок. Нужно говорить не переставая…

— И тогда они попадаются на удочку?

— Я же вам говорю: они заглатывают крючок моментально. Есливы говорите женщине что-нибудь рискованное наедине, вы тут же получаетеоплеуху. А здесь, на глазах у всего зала, она хохочет над непристойнымишутками, которые… Какого черта вам от меня нужно?

— Я хотел узнать кое-что об одной женщине.

— О Боже!

— В чем дело?

— Поднять меня в такую рань из-за женщины. Я могу назватьвам не менее пяти сотен женщин. И еще дать номера их телефонов.

— У вас много знакомых?

— Я знаю каждую шлюху в городе.

— Ну, она, может быть, и не шлюха. Но недавно была в вашемклубе.

— Как она выглядит?

— Она очень маленького роста, но прекрасно сложена, светлыеволосы, широкие скулы, пухлый рот, карие глаза, во взгляде что-то детское и…

Он сделал движение рукой, ленивое вращательное Движениекистью, напоминающее плывущего тюленя, вяло перебирающего ластами.

— Знаете такую? — спросил я.

— Да я знаю сотни таких. Они все похожи друг на друга. Вы жеописываете типаж, а не индивидуальность.

— Но у этой — как раз есть индивидуальность.

— К нам приходят сотни таких. Ничем не могу помочь. Придетсявам самому посетить наш притон.

— Но эта — зажигательная девочка, и, уверяю вас, у нее естьиндивидуальность!

— Вы знаете, как ее зовут?

— Люсиль Харт, так она назвала себя.

— Не знаю такую.

— Я думаю, что имя, наверное, ее, а вот фамилия, возможно, ине ее.